Книжная полка

Александр Солодовников

Слава Богу за все

Оглавление.
Вступление.
Пою о Веге
Единому.
Смотреть на мир
Слово Божье
Как поле утренней росою
Как Ты решаешь
Рождество
Ни лобзания Ти дам
Мы знаем, что жизни конца не бывает
Заря воскресения
Как дерево в саду
Нас окружает чудо
Любое бремя возложи
Не нагружайся делами на год
Бог ткань моих коротких дней
Благодарение
Вчера и днесь
Жажда веры
Риза Господня
Победа
Пречистой.
Благовещение
О, Пречистая матерь
Образ "Всех скорбящих"
Нечаянная радость
Образ Страстной Богоматери
Вижу розы Богородицы
Чистая Дева Мария
В храме.
Как бы буря не шумела
В общей сумятице
Промчались сани
У плащаницы
Вербная всенощная
Господа пойте
Две заутрени
На Пасхе
Пасхальные думы
В неделю жен мироносиц
Почаев
Про церковь
Два путника
Москва.
Под вековой стеной
Воспоминания о старой Москве
Памятник героям Плевны
Святители
Спас Ярое Око
Андрей Рублев
Собор Василия Блаженного
Святая Русь
Московское предание
В новом районе
На московском асфальте
Москворецкие пляжи
Кто по Кремлю
Розовая акация
Открытие Москвы
Житейское море.
Тюрьма
Счастье
В борьбе за хлеб
Сочельник
Два перевода из Рюккерта
Я сижу один вечерами
Бегут, бегут мои года
Прозренье
Лешковская эллегия
Атомный век
Движенье
Человек на луне
Пророчески сбылись
Раздумья
Кибернетики дары
Физика
Из дневника старика
Люди.
Я не устану славить Бога
Мы в огненном кольце
Молодость и старость
Воспоминания о старце Андронике
Старец Андроник
Покаяние
Голубой огонь
Да, я травы простейший стебель
Предупреждение
Что нужно уметь
Зонт
Дети, цветы и птицы
Колыбельная
Дочке
Перевод из Рюккерта
Явления счастья
Слава!
Смотря на детей
Пчела
Маленькому брату
Ландыш
Мотылек
Путь познания
Природа.
Чтоб видеть Божью красоту
Алкеева строфа
Планета земля
Осанна!
Ночь под звездами
Так сердце выели печали
Летний закат
Непогожее лето
Вечер
Закаты
Сирень
Совет
Май в Лешкове
Творящая тишина
Домоседство
Мед бытия
Осенний сад
Бабочка
Ласка травы
Белая ветка
Заключение.
Книга жизни почти дочитана
Сижу под липою густой
Дополнение к сборнику "Слава Богу за все" 1970 года.
Путь любви
Арбатский садик
Дополнение к сборнику "Слава Богу за все" 1971 года.
Вера
Образ "Всех скорбящих"
Тело Христово
Рано вставай по утрам
Преподобный Сергий
Современность
По прочтении книги физика Йорка
Ворона
Благословен
Вера Авраама
Вражья сила
Воспоминания о А. А. Солодовникове

Мозговое кипенье не вспенивать
Но сердечною радостью жить.
Никого не судить, не оценивать,
А душевно жалеть и любить.

Вступление.
Пою о Веге,
О весенней звезде,
Об облачном беге,
О плывущем льде.
О летящих птицах,
О соке берез,
О счастье молиться
До теплых слез.
О свидании с теми,
Куда нет пути,
О том, что время
Христу придти.

I. Единому.

Смотреть на мир - как это много!
Какая радость без конца!
Смотреть на мир и видеть Бога,
Непостижимого Отца.

По вере жить - как это много!
Не уклоняясь от креста,
По вере жить и славить Бога,
За нас распятого Христа.

В молитве быть - как это много!
Встречать сердечную весну.
В молитве быть и слышать Бога
Святого Духа тишину.

Слово Божье.

Как не стремиться наше знанье
Постичь загадку мирозданья,
Но ум безсилен, все равно.
Не охватить нам мир безкрайний,
За тайной возникает тайна,
И все по прежнему полно
Непостижимостью священной.
Не самочинно, а смиренно
В нее проникнуть суждено,
А в слове Божьем нам дано
Самораскрытие Вселенной.

* * *

Как поле утренней росою
Ты милостью покрыл меня.
Я - как Израиль столп огня
Твой образ вижу пред собою.

На землю, как прозревший, я
Гляжу счастливыми глазами,
Как вновь отверстыми ушами
Внимаю гимнам бытия.

Как Товий ангелом храним,
Я осенен добром людским,
Как Даниил во рву у львов,
Спасен от смерти и оков.

Но что во мне? Идут года,
Живу не принося плода.
О, как смоковницу, меня
Не иссуши к исходу дня.

* * *

Как Ты решаешь, так и надо.
Любою болью уязви.
Ты нас ведешь на свет и радость
Путями скорби и любви.

Сквозь невозвратные утраты,
Сквозь дуновенья черных бед
В тоске взмывает дух крылатый
И обретает в скорби свет.

Из рук Твоих любую муку
Покорно, Господи, приму.
С ребенком смертную разлуку,
Темницу, горькую суму.

И, если лягу без движенья,
Когда я буду слеп и стар,
Сподоби даже те мученья
Принять как благодатный дар.

Как Ты решаешь, так и надо.
Любою болью уязви.
Ты нас ведешь на свет и радость
Путями скорби и любви.

Рождество.

В яслях лежит ребенок.
Матери нежен лик.
Слышат волы спросонок
Слабенький детский крик.

А где-то в белых Афинах,
Философы среди колонн,
Спорят о первопричинах,
Обсуждают новый закон.

И толпы в театрах Рима,
Стеснившись по ступеням,
Рукоплещут неутомимо
Гладиаторам и слонам.

Придет Он не в блеске грома,
Не в славе побед земных,
Он трости не переломит
И голосом будет тих.

Не царей назовет друзьями,
Не князей призовет в совет
С Галилейскими рыбарями
Образует Новый Завет.

Никого не отдаст на муки,
В узилищах не запрет,
Носкам, распростерши руки,
В смертельной муке умрет.

И могучим победным звоном
Легионов не дрогнет строй,
К мироносицам, тихим женам,
Победитель придет зарей.

Со властию непостижимой
Протянет руку, один,
И рухнет гордыня Рима,
Растает мудрость Афин.

В яслях лежит ребенок.
Матери кроток лик.
Слышат волы спросонок
Слабенький детский крик.

Ни лобзания Ти дам.

Ночью в сад за преданным Христом
С поцелуем подошел Иуда.
Господи, мы тоже предаем
Поцелуями тебя повсюду.

Причащаться к чаше подходя,
Сбросив с сердца ледяную груду,
Тайный голос слышу я всегда:
"Ни лобзания Ти дам, яко Иуда".

Ставлю я ли к образу свечу,
Деньги ли передаю на блюдо,
Постоянно с робостью шепчу:
"Ни лобзания Ти дам, яко Иуда".

Если я живу как фарисей,
И по мне судить о вере будут
Не услышу ль в совести своей:
"Ни лобзания Ти дам, яко Иуда".

Ближнего придирчиво ль сужу,
За собой не замечая худа.
Каждый раз испуганно твержу:
"Ни лобзания Ти дам, яко Иуда".

Все, чем Ты не славишься во мне
Осуждает горько мой рассудок,
И звучит в сердечной глубине:
"Ни лобзания Ти дам, яко Иуда".

Не могу исправить сам себя,
Жду спасенья своего, как чуда.
Да смиренно веря и любя
"Ни лобзания Ти дам, яко Иуда".

* * *

Мы знаем, что жизни конца не бывает.
Нет смерти, а есть только переворот.
И где распадается клетка простая,
Там более сложная сущность растет.

Темный инстинкт велит гусенице
Закутаться в кокон свой,
Кто б думал, что ей суждено возродиться
Крылатою красотой.

Но к человеку иная мерка -
Не темный инстинкт червя,
Ему открывает великая Церковь
Перспективу его бытия.

Священник не маг.
От земного старта
Советник и рулевой,
Человеческой жизни сверхдальнюю карту
Он держит своей рукой.

Заря Воскресения.

"Чаю жизни будущего века, аминь".
(Из символа веры).

Без удержу ткань мировая струиться
Все шире лучиться, все в новые сферы
Уходит стремительный бег.
От станции "Рыбы" до станции "Птицы",
От станции "Птицы" до станции "Звери"
Вперед к рубежу "Человек".
И вот человек заявляет: "Приехал!
Конечная станция! Чудная местность!
Устроюсь-ка здесь на всегда."
А что, если это всего только веха?
А дальше, все дальше, вперед в неизвестность
Должны пролетать поезда?
Об этом до нас достигают сигналы,
Апостольский голос вещает вселенной,
Евангелие говорит.
И веровать в это душа не устала,
Хотя уверяет рассудок надменный,
Что поезд пришел и стоит.
Но издали светит душе в ободренье
Пасхальным сияньем заря воскресенья!

* * *

Как дерево в саду Ты подстригал меня,
Побеги счастья все срезал, не дав развиться.
Угас ребенок мой, что был мне краше дня.
Рассыпалась семья и вот я сам в темнице.

Но я люблю тебя, Отцовская рука,
Мне наносящая пронзительные раны.
И сердце полнит мне блаженство, не тоска.
Люблю тебя, люблю, и в гимнах славить стану.

* * *

1.
Нас окружает чудо,
Земля наполнена небом,
И всякий маленький кустик
Божьим огнем горит.
Но только видящий это
Смиренно снимает обувь,
Прочие куст обступив,
Бойко ягоды рвут.

2.
Любое бремя возложи, лишь укрепи меня,
Куда угодно поведи, но только будь со мной.
Любые узы затяни, но привяжи меня
К служенью Твоему и к мысли о Тебе.

3.
Мне не понять, зачем внезапный вихрь
Вокруг меня бушует злобно так.
Но ведь Господь следит мой каждый шаг
Спокоен я.

Мне не сорвать таинственный покров,
Каким для нас грядущий день одет.
Что он скрывает, темноту иль свет?
Вверяюсь я.

И в час прилива мне не разглядеть
Еще далек ли берег мой родной,
Но знаю я - Господь всегда со мной,
И счастлив я.

4.
Не нагружайся делами на год,
Божье дитя, поживи без забот.
Завтрашний день пусть тебя не страшит,
Думать об этом Господь не велит.
К завтрашней ноше ты рук не тяни,
С теплою верой их к Богу воздень.
С нынешним бременем следуй за ним -
Это твой крест на сегодняшний день.

5.
Бог ткань моих коротких дней
Ткет сообща со мной.
Я подбираю краски к ней,
Он - мастер основной.
Вот нить печали вплетена.
Я, глупый, изумлен.
Но мне изнанка лишь видна,
Лицо же видит Он.

Перевод с английского из книги Д. Миллера "Обычный день жизни."

"Да радуется поле и все, что на нем, и да
ликуют все дерева дубравные".
Пс. 95. 12

Благодарение.

Хвалите Господа с небес,
Хвалите Его в вышних!
Хвалите Его, роща и лес,
И ветер в садовых вишнях.

Хвали Его Истра - река,
Трава веселого луга!
Хвалите Господа облака,
Облака, плывущие с юга.

Хвалите Его жаворонки полей,
Хвалите Его птицы лесные!
Всякий цветок славословие лей,
Зажигай лампады цветные!

Пой душа моя, пой хвалу,
Радуйтесь ноги, землю лаская!
Впивайте глаза, синеву светлу,
Радуйся грудь, Божий воздух впивая

Вчера и днесь.

Христос, говорят нам, стал мифом давно.
Померк Его свет и опять темно.
И след затерялся, травою зарос,
Какой проложил на земле Христос.

Но это не правда! Ведь я - то, я - то
Живу сейчас, а не где-то, когда-то,
И в душу мою не легендой-преданьем,
А входит Господь благодатным касаньем.

Вот я родился... Впервые живу...
Впервые встречаю Его наяву.
И нет для меня этих двух тысяч лет,
Раз нынче мне явлен Господень свет.

Все сызнова в жизнь вступает Он нашу,
Все вновь освящает причастную чашу.
Он с нами всегда, неотступно, навечно
И вся Палестина - в келье сердечной.

Жажда веры.

Слепорожденный не видел Христа,
Черной завесой была слепота.
Но и не видя, но и не зная,
Он повторял неустанно взывая:
- Сыне Давидов! Сыне Давидов!
Даруй, чтоб я Тебя тоже увидел!
И не пропала молитва слепого -
Было ему озаренье Христово.

Стану вымаливать я у Христа,
Да озарится моя слепота!
Было раскрыто отверстие в крыше,
Чтобы расслабленный слово услышал,
Чтобы увидел Христа впереди,
И прозвучало бы: - Встань и ходи!

Сводом бетонным заделали мы -
Наша гордыня, наши умы -
Входы к источнику Жизни и Света,
Неотделимо препятствие это.

Но потружусь неоглядно и стойко,
Но проберусь через своды надстройки,
Чтобы увидеть Христа впереди,
Чтобы услышать и мне:
- Встань и ходи!

Риза Господня.

И в старину, и вчера и сегодня
Наша земля - это риза Господня.

Благословенна земная плоть -
В тело земное облекся Господь.

Благословенно реки теченье -
В ней совершилось Господне Крещенье.

Радуйся поле зерна золотого -
Хлебом является тело Христово.

Радуйся сок виноградной кисти -
Вином разливается кровь Евхаристии.

Благословенен синеокий лен -
Изо льна был соткан Господень Хитон.

Благословенны земные цветы -
В них видел Христос венец красоты.

Благословенны малые дети -
Им первым обещано царство в Завете.

Радуйтесь птиц пернатые стаи -
Сам Дух Святой голубкой витает.

Благословенны земные дороги -
По ним проходили Господни ноги.

И в мысли, что Дух проникает материю -
Нет ни язычества, ни суеверия.

Недаром Господь исцеляя слепого -
Использовал брение праха земного.

И тяжко больных посылал не к врачам -
А только умыться водой в Силоам.

Доныне в тоске по целительной силе -
Старушка песочек берет на могиле.

И глядя на лик чудотворной иконы -
Кладет с воздыханьем земные поклоны.

И мы припадаем к священным мощам -
От них как-то ближе к бессмертию нам.

Так будь же свята и блаженна земля -
Долины и горы, моря и поля.

И в старину, и вчера и сегодня -
Земля наша - светлая риза Господня.

Победа.

Сирень клубится кадильным дымом,
Паникадило зажег каштан,
И гимном Богу незаглушимым,
Звучит природы живой орган.

Весна - победа! Весна - победа!
Вера - победа! Вера - огонь!
И никакой боевой торпедой
Неразрушима веры бронь.

II Пречистой.

Благовещение.

В день Благовещения весна благоуханна,
О чуде бытия поют весна и лес.
При виде таинства не чудо сердцу странно,
А странным было бы отсутствие чудес.
И чуду радуясь, священное Осанна
Пою Архангелу - посланнику с небес!

* * *

О, Пречистая Матерь Божия,
Не отринь меня, как негожего,
Мать родимую огорчившего,
Материнства свет омрачившего,
Сына черствого, сердцем нищего.

Если мать моя Тебе жалится,
Все кручинится и печалится,
Если жгут ее слезы скрытые,
Огорчения незабытые -
То простить меня помоги Ты ей.

Образ "Всех скорбящих".

Ты потому скорбящим радость,
Что испытала свет скорбей.
Ты не отводишь чашу яда,
Но говоришь: "Смелее пей!"

Кладешь ласкающую руку
На голову, благая Мать,
И на врачующую муку
Идешь и нас сопровождать.

Нечаянная радость.

Когда мы радости не чаем,
В слепую скорбь погружены,
То тихий взор Ее встречаем
И слышим голос: "Спасены!"

Вверяйся, только без оглядки,
Хотя бы свет везде погас,
Как знать? Ведь может быть в зачатке
Уже иной огонь сейчас.

Затеплится огонь лампадки,
И сердце загорится в нем,
Тогда в нужде и в недохватках
Ты все же будешь богачом.

Поймешь: простой воды напейся
В смиренном роднике лесном
И, словно в Кане Галилейской,
Вода окажется вином.

И все обыденное тайно
Необычайным предстает,
Все светит радостью нечаянной
И белой яблонькой цветет.

Образ Страстной Богоматери.

Не сводит глаз с орудий пыток -
Судьбы своей Младенец Твой
И, словно требуя защиты,
За Мать хватается рукой.

Но Ты, смиряясь благодатно,
И веря в Божью правоту,
Несешь Младенца невозвратно
Навстречу пыткам и Кресту.

* * *

Вижу розы Богородицы
В озарении дня нездешнего,
Мне, нечистому, доводится
Подышать от вечно-вешнего.

В сладком ветре лоб и волосы,
И глаза блестят омытые,
Где-то плещут звуки Голоса
Тайные и незабытые.

Дух мой жадно пьет от вечности,
Тает тело невесомое.
Впредь не буду жить в беспечности,
Обращу туда лицо мое.

* * *

Чистая Дева Мария
Всем печальница грешным Ты,
Пошли мне не мудрость змия
Но детский талант простоты.

III В храме.

* * *

Как бы буря не шумела,
Не глумилась над тобой,
Неотступно, твердо, смело
Верен Церкви будь святой.

В мутных волнах быстротечность,
Злая смерть на дне пучины
Только в Церкви светит вечность
И Христос всегда один.

* * *

В общей сумятице, в бурной тревоге
Противостанем мы волнам крутым,
Лишь обнимая Господни ноги,
Молча приникнув к ним.

Не рассуждая, не маясь, не споря,
Будь у Христовых ног.
Среди безумия мрачного моря
Светел Церкви чертог.

* * *

Промчались сани. Сбилась полость.
А я стою, вникая в звон.
Я знаю - в Церкви нежный голос
Поет рождественский канон.

Вся наша жизнь шумит и мчится,
Так далеко душе до звезд.
А та, моя, не шевелится,
Лишь, наклонясь, положит крест.

Пусть это сон... Проста прическа,
Чуть, чуть печален очерк губ,
И запах ладана и воска
Невыразимо сердцу люб.

Мы не умрем в пустыне снежной,
Он греет нас, собой одев,
Любимый с детства нежный, нежный
Живой рождественский напев.

У Плащаницы.

Люблю часы когда ложится
На землю ночь в Страстной Пяток.
В церквях мерцает Плащаница,
Апрельский воздух чист и прост.

И мнится: вкруг свечей струится
Неисчислимых душ поток,
Там их незримая светлица,
Им уготованный чертог.

Уснули ль маленькие дети,
Ушли ли скорбно старики -
Все царствуют в Христовом свете.

А здесь, у нас, свистки, гудки,
Очередной набат в газете,
И только в сердце песнь тоски.

Вербная всенощная.

Пришел я ко всенощной с вербой в руках
С расцветшими ветками в белых пушках
Пушистые шарики трогаю я -
Вот этот - умершая дочка моя.
Тот мягонький птенчик -
Сын мой младенчик,
Двоешка под крепким брусничным листом -
Во всем неразлучные мать с отцом.
Тот шарик без зелени -
Друг мой расстрелянный,
К веткам прильнувший -
Племяш утонувший,
Смятый и скрученный -
Брат мой замученный,
А тот глянцевитый -
Брат мой убитый.
Шариков хватит на ветках тугих
Для всех отошедших моих дорогих.
Лица людей - лики икон,
Каждый свечою своей озарен.
Вербная роща в храм внесена,
В каждое сердце входит весна.
Радостно пение:
Всем воскресение!
Общее, общее всем воскресение!
Трепетны свечи
Радостью встречи,
Смысл уясняется в каждой судьбе
Слава Тебе! Слава Тебе!
Господа пойте и превозносите Его во веки!
Господа пойте и превозносите Его во веки!

Две заутрени.

Светлая заутреня в отрочестве.

В домовой церкви тлеет золото,
Поблескивая в полумраке.
На грудь сестры сирень приколота,
Вся в белом мать, отец во фраке.

Мучительно волнуясь внутренне,
Гляжу я на входные двери.
Не так, не так светла заутреня
Без кружевного платья Мэри.

Вдруг по таинственному голосу
Переступив, я вижу с боку
Ее распущенные волосы,
Ее зардевшуюся щеку.

И в тот миг паникадилами
Зажглись и города, и веси,
И полетело легкокрылое
Блаженное
Христос Воскресе!

Светлая заутреня в старости.

По небу темному волокнами
Несутся тучи...Блудный сын
У храма я стою под окнами
В большой толпе, как перст один.

Там свет, заутреня пасхальная,
Там пир, там Отчий дом родной
Для всех, кому дорога дальняя,
И кто закончил путь земной.

За возносящимися дымами,
В сиянии паникадил
Мне мнится - полон храм любимыми,
Которых я похоронил.

Там мама празднично лучистая,
Отец с улыбкой доброты,
Головка дочки шелковистая
И братьев милые черты.

Но отдален решеткой кованной
От мира тайны и чудес,
Молюсь: да будет угатовано
Обнять их мне...
Христос Воскрес!

На Пасхе.

Хоть он теперь не богомолен,
Наш заблудившийся народ,
И звон умолкших колоколен
Его к молитве не зовет,
Но голос сердца изначальный
В его душе еще звучит,
И в светлый день первопасхальный
"Христос Воскресе" говорит.
Тогда покорный древним силам
В распах кладбищенских ворот
Идет народ к родным могилам,
Идет, идет, идет, идет.
И на могилах теплит свечи,
И крошит хлеб, и кормит птиц,
И молится, и чает встречи
С заветным сонмом милых лиц.
Тот голос сердца не задушишь!
Его ничем не истребить!
И каждый, кто имеет уши,
Достоин веровать и жить.

Пасхальные думы.

1.
"Христос анести эк некрон!"
Весь мир победой озарен.
Зажегся новый день творения
Зарею ясной воскресения,
А старый мир пошел к закату,
Враждой и гордостью объятый.

2.
Не думай что Божье творенье застыло
На том, что мы видим, на том, что мы знаем.
Неистощима Отчая сила,
Живем мы над зыбким, изменчивым краем.
Человек, как созданье, не завершен,
Бессмертной душой он в рост устремлен,
И должен дозреть до положенной меры
Перед вступлением в новую эру.
Несется сегодня торжественный звон:
Ликует и радуется Сион!
Человек сподобляется силой Креста -
Войти в благодатное Царство Христа.

3.
Все движется, как будто неизменно
По чертежам рассчитанных орбит.
Но с Благовещенья переворот Вселенной
Растет, растет в девичьем лоне скрыт.
И, как янтарь таит зародыш лета,
А зной июля - холода зимы,
Так в ночь земную вечный праздник Света
Уже предчувствуем, уже предвидим мы.
Взгляни на храм! Ведь он цветок и вестник
Незаглушимый радостный пророк.
Он нам твердит, что, встав от смертной плесени,
Увидим мы Божественный чертог.

4.
Когда распускаются почки по всюду,
То в каждом саду совершается чудо!
Кто видит премудрость устройства вселенной
Допустит ли несовершенство Творца?
Кого восхитил человеческий гений,
Тот примет ли скудость людского конца?
Нет! Нет! Нет! Он ищет ответ
Не в дебрях рассудочных странствий,
А в светлом саду христианства.
И чает заветного дня Воскресенья,
Как продолженья творенья.

В неделю жен мироносиц.

Мужчины больше философствуют
И сомневаются с Фомою,
А мироносицы безмолвствуют
Стопы Христа кропя слезою.

Мужчины напуганы солдатами,
Скрываются от ярой злобы,
А жены смело с ароматами
Чуть свет торопятся ко Гробу.

Людские мудрецы великие
В атомный ад ведут народы,
А белые платочки тихие
Собой скрепляют церкви своды.

Почаев.
"Тверда Русь - усе пребуде." Пословица.

Мы долго мчались ровными полями
И купол неба тоже плоским был,
И наглухо затянут облаками.

Однообразный путь нас утомил,
Устали все и многие зевали,
И был любой дремотен и бескрыл.

Вдруг серые озолотились дали,
Там словно солнца появился лик,
И сразу все очнулись и привстали.

А впереди крутой утес возник,
И на скале, сверкая куполами
Встал монастырь прекрасен и велик.

И вот уже поспешными шагами
Иду по лестнице, хваля Творца,
Приведшего молиться в лаврском храме.

Но лестнице гигантской нет конца,
Все выше, выше подниматься надо
И слабые колотятся сердца.

Едва дыша, вхожу на балюстраду,
Она террасой окружила храм.
Внизу простор необозрим для глаза.

Не вся ль мирская жизнь простерта там?
И жизнь свою я будто вижу тоже,
И нет числа ошибкам и грехам.

Скорее в храм в ознобе тайной дрожи,
В тот полумрак, в таинственный шатер,
В ту тишину, где Ты нам веешь, Боже!

Монахи бледные... Безстрастный хор...
Здесь отрешенность, простота и вера,
Здесь к морю вечности прикован взор.

И, пораженный силой примера,
Стараясь углубиться сам в себя,
Я опускаюсь ниже в храм -пещеру.

О, только здесь я чувствую, скорбя,
Как я наполнен мелкой суетою,
Как помыслы мне душу теребят.

Побуду здесь... Под кровлею святою
Не слышно ветра. А со всех сторон
Он буйствует за этою чертою.

Но храм стоит высоко. Крепок он.

* * *

Про церковь настолько забыли,
От церкви настолько отвыкли,
Что в пору ей в нове и силе
Предстать в победительном цикле.

Чтоб стали народы дивиться,
Высокому внемля ученью,
Как долго могло оно длиться
Всемирной красы запустенье.

Уже от забвенья и гибели
Усилиями археологии
Воздвигнута истина Библии
Торжественная и строгая.

И все - от ковчега Потопа
До дивной звезды Вифлеема
Умами ученых Европы
Доказано как теорема.

А ложные домыслы скептиков
Развеяны в том же столетии,
Когда родилась кибернетика
И в космос помчались ракеты.

Два путника.
"Подобно Царство Небесное купцу..."
Матф. 13,45.
"Где сокровища ваши, там будет и сердце ваше..."
Матф. 6,21.

1 голос:
На нашей памяти, как говорят,
Покинул Джон свой родимый штат.
Из Мичигана отправился он
Далеко на Север, на реку Юкон.

2 голос:
Тысячу триста лет назад
Пошел в Египет Палладий брат,
Из Палестины пошел босой
В пески пустыни, в палящий зной.

1 голос:
Отправился Джон в невеселый путь,
Где стынет от лютого холода грудь,
Где нет человека на тысячу миль,
Где белая тишь и снежная пыль.

2 голос:
Пошел Палладий опасным путем,
Арабы грозят там кривым мечем,
Кишат крокодилы в гнилой воде,
Пошел по колючей, соленой земле.

1 голос:
На прииски шел с товарами Джон,
Там можно на виски нажить миллион,
Там всякому прибыль, кто силен и смел,
Звонкого золота Джон хотел.

2 голос:
Палладий спешил в Фиваиду, в скиты
За светлою мудростью старцев святых,
Томимый усталостью, зноем сожжен,
Богатства духовного жаждал он.

1 голос:
Когда же Джон совсем изнемог,
И сдвинуть не мог отмороженных ног,
То снег остудил его сердца жар,
И ветер засыпал его товар.

2 голос:
Когда же Палладий совсем изнемог,
И тихо лег на горячий песок,
То ангел отрадой повеял над ним,
И снес его душу к старцам святым.

IV Москва.

Под вековой стеной.

Сегодня в ночь листвою клейкой
Запахли сладко тополя.
Пойдем, пойдем бродить аллейкой
Под вековой стеной Кремля.

Целует щеки теплый ветер
И сердцу шепчет: не забудь
Про вековые стены эти,
Про их израненную грудь.

О, не забудь своей России,
Своей земли, своей страны,
Будь верен ей, как в дни лихие,
Ей деды пребыли верны.

За суматохою трамвая,
За блеском мертвых фонарей
Подслушай клекот орд Мамая
Зарей, над тишиной степей.

Сегодня в ночь листвою клейкой
Запахли сладко тополя.
Пойдем, пойдем бродить аллейкой
Под вековой стеной Кремля.

Воспоминания о старой Москве.

Опять с московских колоколен
В морозный сумрак льется звон.
Опять зима и день Николин,
И лучезарен Орион.

Опять от молодого снега
По переулкам тишь и гладь
И санок радостного бега -
Отрадно шорох услыхать.

И снова праздник, в светлом храме,
Живой рождественский канон,
А дома - радостное пламя
Лампадок алых у икон.

Но сердце, сердце? Что с тобою?
Откуда эти облака?
Зачем с доверчивой мольбою
Смешалась тайная тоска?

Памятник героям Плевны.

Из павших когда-то под Плевной
Не забыт ни один гренадер.
К ним приходит Весна - королева
На тихий и солнечный сквер.

У турок отбитые пушки
Все глубже врастают в песок.
И дети играют в игрушки
На месте скорбей и тревог.

Мы больше имен их не знаем,
Но свечи усердно горят
За тех кто за синим Дунаем

И есть материнское сердце,
Где память их вечно жива,
Где нет ни забвенья, ни смерти,
Великое сердце - Москва!

В Успенском соборе. Святители.

Они лежат в своих гробницах
Под сводом вековых громад,
В кругу погашенных лампад,
А мимо них бездумно мчится
Маршрутом храмов и палат
Экскурсий торопливый ряд.

Бегут толпой слепые дети,
На что укажут - поглядят.
Им не обещано в билете
Явленье таинства столетий.
Лежат святители в гробницах,
А мимо них толпа влачится.
Толпа живых - лишь призрак тут,
А погребенные живут

И обвивает эти стены
Дух непреклонный Гермогена,
Петра, Филиппа и Ионы,
Огонь молитвы их бессонной.
Не спят святители, не спят
В кругу погашенных лампад.

Они целители святые
Души смутившейся России,
Они - завет, они - залог,
Что наш народ не изнемог.
И если хочешь укрепиться
У родника духовных сил
Приди, чтоб тайно помолиться
Перед святыней их могил.

Спас Ярое Око.

Спас Ярое Око
В Успенском соборе
Глядит издалека
На серое море
Экскурсий людских.

С вершины востока
В предведеньи срока
С печалью глубокой
Спас Ярое Око
Взирает на них.

Андрей Рублев.

Ценители ввели Рублева
В ряд великанов мировых.
Но инок тот глядит сурово
На почитателей своих.
Его непонятое слово
Неуяснимо для глухих.

Собор Василия Блаженного.

Здесь мысль не летит одиноко
Готической аркой высокой,
Здесь мысль вырастает растеньем
И к небу дает устремленье
Не камню, несущему своды,
Но целостной жизни природы.

Святая Русь.

Мне задают вопросы злые,
В которых затаен укус:
- Ну, где ж извечная Россия?
- Ну, где ж она, Святая Русь?

Осталась лишь архитектура,
Но это - церкви без крестов
И древняя литература -
Набор полузабытых слов.

Остались древние иконы,
Но это мир эстетских глаз,
И выросли музеев зоны -
Приманка интуристских баз.

А я в ответ: - Побудьте в храме,
Под праздник, в тесноте людской,

В той давке выстоит часами
Подвижник только и герой.
Но посмотри: народ церковный
Стоит в жаре плечом к плечу,

Стоит, прообразуя словно,
Одну горящую свечу.

Между старушками простыми
Стоят ученые мужи,
Живым усердием движимы,
В ком нет охоты - убежит.

Отсюда выводы большие
Я сделать радостно берусь:
- Вот, где извечная Россия,
- Вот где она, Святая Русь!

Московское предание.

По свидетельству стольника Лызлова, занесенному
в Минеи, в нашествие татар в 1521 году слепая
монахиня Вознесенского монастыря имела видение.
(Иллюстрированные очерки по истории Москвы В.В.
Назаревского. 1914 года.)

К Москве подступали татары,
Пылало Замоскворечье.
В Кремле слепая монахиня
Недобрый видела сон.

Будто в кремлевских соборах
Качнулись надгробные плиты,
И выступили святители
Московские из гробниц.

Но их никто не заметил,
Все были захвачены битвой.
Святители как бы тайно
Спасскою Башней прошли.

Их лица печальны были,
Усталой была их поступь,
Блестя, стариковские слезы
По бородам их текли.

Вот вышли они за ворота,
Прошли через Красную площадь,
Но не дойдя Китай-города
Внезапно замедлили шаг.

Кого осветило зарево?
Кто выступил им на встречу?
Ведь то преподобный Сергий
И Никола-угодник идут.

Быстро, быстро подходят
И оба встают на колени,
И оба в земном поклоне
Склоняются до земли.

Святители их поднимают.
- Что с Вами, отцы святые?
Встаньте, не то мы тоже
Падем перед Вами ниц.

Не встанем, пока не узнаем,
Куда вы глухою ночью
Под рев пожара и боя
Уходите из Москвы?

- Уходим, отцы, уходим,
Мы с Москвою расстаемся,
Мы грешную Русь оставляем,
Нет мочи терпеть грехи.

Нельзя потакать кощунствам,
Нельзя покрывать Иуду,
Черную зависть Каина
Больше терпеть нельзя.

- А мы вас молим: вернитесь!
Потерпим о русском народе
До новой черной годины
Есть время ему прозреть.

Есть зерна для новой жатвы,
Есть души для новых храмов,
Есть вера для нового чуда
И кровь исповедников есть.

Взгляните в туман столетий...
Заходит новая туча.
Река кровавая льется,
Брат на брата встает.

Вот если и в ту годину
Народ наш не обратится,
Тогда, отцы, уходите,
Мы вместе с Вами уйдем.

Святители молча склонились
И тихо пошли обратно.
Утром в кремлевских соборах
Покоились снова они.

В новом районе.
"Эта теория недостаточно безумна,
чтобы быть верной".
Нильс Бор.

В новом районе меж плоских громад
Старенькой церкви кресты горят.
Перед величием фронта коробок
Крестик на луковке нежен и робок.

Но для меня это, как откровенье,
Чудом оставшийся Храм Воскресенья,
Как озаренье, как утверждение
Светлого нашего вероученья.

Ясно и просто
Великий апостол
К мудрости верный указывал путь:
- Чтобы быть мудрым - безумным будь.

Двадцать столетий минуло с тех пор
И эти слова повторяет Нильс Бор.
Апостол и физик - наука и вера,
А вот у обоих единая мера.

Для мира безумно явленье Креста,
Но в нем наша вера, любовь и мечта.

На московском асфальте.

Иду по Москве по асфальтовой корке,
Гляжу: на асфальте топорщатся горки...
Усилием воли, могучий как сталь
Какой-то силач пробивает асфальт.

И вот он просунул победный флажок:
Зеленый листок, тополевый росток.
Машиною крепко укатано было,
Но сила росточка асфальт победила.

Программа, теория, жесткий устав
Слабее живого давления трав!

Москворецкие пляжи.

Неумолим июльский зной.
Спасенье - катерок речной.
Там, на носу, где ветер встречный
Припек слабеет бессердечный.

Надев защитные очки,
В лопуховидной крымской шляпе
Гляжу на берега реки
В каемке пляжей, как в Анапе.

Ох, эти пляжи! В дни жары
Полны народу до отказа
Полоской розовой икры
Сегодня кажутся для глаза.

Слепяще искрится река
На берега смотреть - тоска!
Как? В этой ли икриной груде
В розовом студне скрыты люди?

Что ни икринка, что ни точка,
То дух великий в оболочке?
Достойный Божеской любви,
Омытый в Божеской крови?

Горит лазурь, слепит вода,
Ликует ветер: да, да, да!
Не будь высокомерным снобом,
Не почитай себя особым.

Что человек в ряду созданий
В неизмеримом океане?
Нет царственной величины -
Все перед Господом равны.

Галактика или песчинка,
Ум гения или икринка.
Равновелико Бытие,
Дается каждому свое:

Растеньям - влага и тепло,
Пернатым - вольное крыло,
Лесному зверю - глушь берлоги,
Для человека - счастье в Боге.

Но и ему не постижима
Святыня жизни Серафима.
Велик и дивен Божий свет,
Чужих детей у Бога нет.

И в самом крохотном создании
Сокрыта тайна мирозданья.

* * *

Кто по Кремлю как русский проходил,
А не бежал Туристом одержимым,
Тому над Русью кров небесных сил
И близость темной силы ощутима.
Иконописец русский восходил
В мир образов земле непостижимый,
И лик небесный он не оземлил,
Как мастера в капеллах древних Рима.
Но чей народ так яростно зверел?
Где трон царей качал колдун Распутин?
Кто грубо так кощунствовать умел?
Где лик Христа был так далек и смутен?
Но где за веру шли хоть под расстрел
И мучеников гнали помаршрутам?

Розовая акация.
Единственный в Москве экземпляр розовой акации растет при доме №5 в Хрущевском переулке, по улице Крапоткина.

Мы знаем желтую акацию,
О белой - песни мы поем,
А встречу с розовой зовем
Мы чудом или благодатью.
А ведь она у нас в Москве
Растет наперекор молве.
В укромном милом переулке,
Как у волшебника в шкатулке,
Таился дом и сад. Прохожие
Могли там видеть чудо розовое.
Недавно только, в год утрат,
Спилили драгоценный сад.
И лишь акация одна
На радость нам сохранена.
Но ждать не долго. Чередом
И старый дом пошел на слом.
Спасти ее от топора,
Пересадить - нельзя. Стара.
Тогда велит прораб толковый
Одеть ее в футляр тесовый.
Пускай красавица цветет
Среди строительских работ.
И вот, где пыль и щебня груда,
Сияет розовое чудо.
Цветет особенно могуче,
Как перед смертью неминучей,
Цветет и зреет вплоть до семени,
Наперекор лихому времени.
Цвети, как символ, как призыв!
Как знак, что сил идет прилив.
Своею прелестью невинной.
Противостой орде машинной!
Что знаем мы? Быть может там,
Где строят дом, возникнет храм,
Или цветами вспыхнут ярко
Аллеи радостного парка.
Тогда, лишь явится весна -
Взойдут родные семена
И встанет, душу обнадеживая,
Твое потомство - роща розовая.
Растет она цветов полна.
Так, экземпляр пока единственный,
Способен силою таинственной
Взрастить иные племена.

Открытие Москвы.
"Походите по улицам Иерусалима и поищите на
площадях его, не найдете ли человека, нет ли
соблюдающего правду, ищущего истины?
Пророк Иеримия V, l.

В этом городе я и родился, и вырос,
Стал мой город столицею нового мира.
Я его и любил, я его и корил,
И вчера еще, каюсь, о нем говорил:
"Был в Содоме праведный Лот,
А у нас, увы, не живет."

В тот же день во дворе - колодце
Что-то сердце мне обожгло:
Тонкий луч от лампады льется
Через дымчатое стекло.
Как волхвы на звезду
На него я иду. И пришел. И нашел.

С тех пор, как узнал я его окно
И вошел в его кабинет,
Глазам по-другому смотреть дано,
Через стены, чувствуя свет.
И стали моим открываться глазам,
По разным местам, по разным углам

Радости неожиданные,
Превращенья невиданные.
Вчера я видел книжный шкаф,
Но в нем усердная рука
Хранит не ряд томов ученых -
Таит лампады да иконы.

А шкаф стоит в ряду шкафов,

Как и у всех профессоров.
И вот я в комнате врача.
Что там за ширмою - свеча?
Перед иконой родовой
Он тайно теплит свет живой.
Так значит: доктор знает цену

Не только хитрому рентгену.
Огромен книжный магазин.
Таких гигантов не один.
Есть и побольше магазины,
Поставщики "печатной тины".
Красивых книг полны витрины,

Но их листают с кислой миной.
А рукописную тетрадь
Все рвутся с жадностью читать,
Чтобы найти душе ответ,
Чтобы зажечь лампадный свет.
Но разве спрячешь свет в шкафах?

Лампады светятся в глазах,
О, милая, прошла ты мимо,
Но свет в тебе неугасимый!
Хожу по городу родному,
И каждому киваю дому:
Ведь может быть и в нем живет

Праведный Лот.

V ЖИТЕЙСКОЕ МОРЕ.

Тюрьма.
(Пять тюремных стихотворений)
"Благо мне, что я пострадал,
дабы научиться мне уставам Твоим."
Псалом 118, 71

1.
Святися, святися
Тюрьмой, душа моя,
Стань чище нарциса,
Свежее ручья.

Оденься, омойся,
Пучечки трав развесь,
Как домик на Троицу
В березках весь.

Темница, чем жестче,
Суровей и темней,
Тем солнечней в роще
Души моей.

Чем яростней крики
И толще прут в окне,
Тем льнут повилики
Нежней ко мне.
2.

"Всякий огнем осолиться,
Имейте соль в себе..."
Не огонь ли моя темница,
Не соль ли в моей судьбе?

В огне размягчилось сердце,
Очистила душу соль.
Уловлен апостольской вершей
Забыл я неволи боль.

Воскреснет вольная птица
И в самом жалком рабе,
"Всякий огнем осолиться...
Имейте сольв себе..."
3.
Решетка ржавая, спасибо,
Спасибо, старая тюрьма!
Такую волю дать могли бы
Мне только посох и сума.

Мной не владеют больше вещи,
Все затемняя и глуша.
Но солнце, солнце, солнце блещет
И громко говорит душа.

Запоры крепкие, спасибо!
Спасибо, лезвие штыка!
Такую мудрость дать могли бы
Мне только долгие века.

Не напрягая больше слуха,
Чтоб уцелеть в тревоге дня,
Я слышу все томленье духа
С Еклезиаста до меня.
Спасибо, свет коптилки слабый,
Спасибо жесткая постель.
Такую радость дать могла бы
Мне только детства колыбель.

Уж я не бьюсь в сетях словесных,
Ища причин добру и злу,
Но чую близость тайн чудесных
И только верю и люблю.

4.
Лен, голубой цветочек,
Сколько муки тебе суждено.
Мнут тебя, треплят и мочат,
Из травинки творя полотно.

Все в тебе обрекли умиранью,
Только часть уцелеть должна,
Чтобы стать драгоценною тканью,
Что бела и тонка, и прочна.

Трепли. Трепли, меня. Боже!
Разминай, как зеленый лен.
Чтобы стал я судьбой своей тоже
В полотно из травы превращен.
5.
Дорожу я воспоминаньем,
Как отец меня плавать учил.
Покидал средь реки на купаньи,
Но рядом со мною плыл.
И когда я в испуге и муке
Задыхался и шел ко дну,
Отцовские сильные руки
Поднимали меня в вышину.

И теперь, когда я утопаю,
И воочию вижу конец,
Я, как мальчик тот, уповаю,
Что рядом со мною Отец.

Он вернет из любой разлуки,
Вознесет из любой глубины,
Предаюсь в Его крепкие руки,
И спокойные вижу сны.

Счастье.

Утром хожу по дороге на службу
Медленным шагом. Лелею дружбу
С миром безмолвным, тайно знакомым,
С каждым деревом, с каждым домом.
Тени деревьев на гладкой стене
В сладостном счастье кивают мне.
Солнечный свет в листве за оградой
Зажигается сердцу зеленой лампадой.
Господи Боже, какое счастье,
Что мира живого живая часть я!
Слышу я детский звенит голосок,
Вижу: стоит ясноглазый цветок
И говорит, доверчиво глядя:
-Сколько сейчас времени, дядя?
Спасибо, спасибо! Какое счастье,
Что этого мира живая часть я!
В грудь мою ударяют лучи.
Она - тимпан и звенит в ответ:
Свет! Свет! Божественный свет!
Ликуй, радуйся, царствуй, звучи!
Пойте, блаженные люди
О мире-тайне, о мире-чуде!
Господи Боже, какое счастье,
Что Божьего мира живая часть я!

* * *

В борьбе за хлеб, в земной тревоге
Нам суждены удары в грудь.
Но лишь сойдя с большой дороги
Мы обретаем правый путь.

Все не сбылось, о чем мечтали,
Бредем и мы в толпе калек,
Но чрез утраты и печали
Растет духовный человек.

Сочельник.

Встал я бездомный бродяга
Под тротуарный фонарь
Слушать любимую сагу -
Песенку снега, как в старь.

Тихая музыка снега,
Тайное пение звезд...
Пью тебя, грустная нега,
Сердцем, поднятым на крест.

В искрах серебряных ельник,
Комната в блеске свечей,
О, как сияет сочельник
В горестном ряде ночей!

Легкая детская пляска,
Дедушка - добрый шутник!
О, если бы страшная маска
С жизни упала на миг!

Если бы жизнь улыбнулась,
Как над подарками мать!
Если б глухой переулок
Радостью мог засиять!

Если б в открытые двери,
В музыке, блеске, в огне
Все дорогие потери
Нынче вернулись ко мне!

Встал я, бездомный бродяга,
Под тротуарный фонарь,
Слушать любимую сагу -
Песенку снега, как в старь!

Два перевода из Рюккерта. (из песен об умерших детях).

Днем - ты тень. Днем - ты воспоминанье.
Ночью - свет во мраке немом.
Ты живешь в моем тайном страдании
И бессмертна в сердце моем.

Всюду, где я шатер свой раскрою,
Ты витаешь рядом со мной,
Легкой тенью во время дневное,
Тихим светом во мгле ночной.

Если вспомню тебя в разговоре,
Ты мне тут же весть подаешь.
Ты живешь в моем давнем горе
И в сердце моем не умрешь.

Днем - ты тень из далекой дали,
Ночью - свет во мраке немом.
Ты живешь в моей тайной печали
И бессмертна в сердце моем.

Всякая могила зарастает травой,
Время всем поможет справиться с бедой.
Так твердят нам люди сердцу в утешенье,
Только ведь не просит сердце исцеленья

Связь его с потерей в этой тайной муке,
А покой на сердце - смертный знак разлуки.

* * *

Я сижу один вечерами
И гляжу на один портрет -
Нежный мальчик с большими глазами,
Ясным взором глядит на свет.

Чем я дольше гляжу, тем жальче,
Слезы жгут горячей огня -
Этот ласковый беленький мальчик
Превратился, увы, в меня.

* * *

Бегут, бегут мои года,
Уже седеет борода.
Вот на закате весь в огне
Какой-то берег виден мне.

И я догадываюсь вдруг,
Что жизнь моя свершила круг,
Что с корабля мне все видней
Знакомый берег детских дней.

Слышны родные голоса,
Блестит песчаная коса
И посвист иволги знакомый
Летит из рощи возле дома.

Уж скоро, скоро выйдет мать
Меня у берега встречать,
И всех, кого я потерял
Вернет мне мой девятый вал.

Прозрение.

Я долго жил незрячею привычкой,
Не вдруг настал необычайный час.
И, озарен какой-то яркой вспышкой,
Я вижу мир как будто в первый раз.
Мне внове все - чужое и домашнее,
Родимый дом и дальние края.
О, жизнь, о, таинство великое и страшное,
Извечная чудность бытия!
Пред каждым существом, пред трепетным растеньем
И легким семенем стою в благоговении.
Народов войны, мятежи и кризисы,
Страданья свет и счастья зыбкий сон -
Все жадно пьет душа и час прозренья близится,
В событиях сквозит пророческий закон
И Апокалипсиса грозовая тень
Ложится явственно на суетливый день.

Лешковская элегия.

Не потому ль, что в этот год
Тепла была весна,
Иль может сам я стал не тот
На сердце тишина...

Глаза ли научились вдруг
По-новому смотреть,
Но мне, как в детстве летний луг
Стал родственно звенеть.
Как будто я таких цветов
Пол века не видал,
И молодых берез стволов,
Всю жизнь не целовал,

И не ступал босой ногой
На шелковистый луг...
Все это сделалось со мной
Под старость, как-то вдруг...

И вот задумчивый старик,
Сижу один на пне.
Все, что собрал я в свой тайник
Сейчас растет во мне.

Родные голоса растут
Из самых дальних лет,
И лица милые встают,
Неся бывалый свет.

И я люблю, люблю, люблю
У ног своих цветок,
Не наступлю, не погублю
Прильнувший стебелек.

И вместе с тем (я буду ль прав,
Тая в себе печаль)
Мне и цветов, и птиц, и трав
Невыразимо жаль.
Они беспечно на просторе
Цветут, поют, качаются,
А в глубине лаборатории
Им смерть уготовляется.

И даже в небе, чаше дивной,
Нет больше прежней ясности -
От пыли радиоактивной
Оно уже в опасности.

Вот дар твой, человек, сын Божий,
Надежда твари. Царь земли.
Ты самый шар земной, быть может,
Попробуешь испепелить.

Ты гибнешь собственной виною,
Вкусив познанья горький плод,
И все безвинное, земное
С тобой умрет.

Тогда вершись, судьба суровая:
Грядет земля и небо новые.

Дер. Лешково на реке Истре, 1957 год.

Атомный век.

История дошла до роковых границ
И к неожиданным приводит заключеньям:
Наука сделалась прислужницей убийц,
А чудо техники - самоуничтоженьем.

Бог дарует природе солнце,
Дожди благословения,
А люди смертоносный стронций
В дождях уничтожения.

Мы к звездам руки тянем,
Мы в самоупоении,
А ведь стоим на грани
Самоуничтожения.

За гранью земной атмосферы,
За Марса соседней орбитой
Несутся осколки Цереры,
Осколки планеты разбитой.

Единое всем на потребу -
Науку о Божьем пути,
Заменим полетами в небо,
Но радости там не найти.

Мы в глубь космических загадок
Летим, как ведьма на метле,
Чтоб и на звездах беспорядок
Устроить, как и на земле.

21.07.1969 года
Герой земли к луне слетал
И по лицу ее гулял,
Отныне в ясный свет луны
Земные страсти внесены.
Замолкла "Лунная соната",
Готовы в лунный марш солдаты
И слышен спор о лунной доле
Взамен бетховенских триолей.

Движение.

Люди в ракете мчатся
С приборами на Луну.
Зондом хотят прорваться
В космоса глубину.
В технику веруя,
С формулой, с мерою
Тщетно взлетаем мы
К звездам желаемым,
Видя внешность одну.
Старец стал на колена,
Неподвижен ночь напролет,
Но это и есть полет.
Только стремление
К Богообщению
И возрастание
К Духа стяжанию
В глубь бытия идет.

Человек на Луне.

От ума человека, от подвигов мужества
И сказочной техники головы кружатся.
Человек на луне, корабли над Венерой!
Как это сроднить с простодушной верой?
Как тут устоять перед новью этой?
Но нас не насытят и чары науки,
Они не избавят от злобы и скуки.
Убийства друг друга, потеря дороги,
Томленье о вере, о благостном Боге.
Но поздно... Собой подменяя Творца,
Человек на земле - сирота без Отца.

* * *

Пророчески сбылись библейские слова,
И не одно из них не прозвучало праздно.
Открылось, что во всех подробностях права
Была история великого соблазна.
Какую слышал речь о Змия человек?
- Как боги будете, вкусив плоды познанья
Не то ли слышим мы в космический наш век,
Хозяйски заглянув в глубины мирозданья?
И тайну атома уразумев вполне?
А что затем? - Гибель в огне?
Не захотели мы припасть к Кресту Голгофы,
И мчимся к рубежам всемирной катастрофы.

Раздумья.

Если б жил среди нас Леонардо да Винчи,
Не сумел бы он быть всеобъемлющим нынче.
Мы все новые знанья с жадностью копим,
Мы увязли в науки бездонные топи.
Наш ученый, шагая по трассам наук,
Раздвигает все шире незнания круг.
Если атом пронижет он электрожалом -
Потеряет себя в бесконечно малом.
Если бездны галактик измерит лучом -
Потеряет себя в бесконечно большом.
Если путь проведет на другие планеты -
То свой путь на земле потеряет за это.
Если снимет он труд с человеческих рук -
То во вред обернется бесцельный досуг.
Если смерть и болезни не пустит он в дом
То не хватит нам места на шаре земном.
Если силу, подобную солнцу, найти,
То погибнет в борьбе человеческий род.
Если в сытом довольстве устроит народы,
То лишит их последней духовной свободы.
Если мы не о Боге, в тоске и томлении -
То напрасно горит человеческий гений.
Приговор раздается, кимвалом гремя:
"Ничего не возможно творить без Меня!"

Кибернетики дары.

Пусть будет машинам доступно мышленье,
Пусть будут машины решать уравненья,
Пусть могут машины стихи сочинять
И в шахматы лучше чем люди играть,
Но ни одной из машин не дарована
Неутолимая жажда духовная.
Математически правильно думая
Не объяснят они мудрость безумия.
Есть недоступная им высота -
Жертва Голгофы и сила Креста.

Физика.

Физика - опасная наука,
Для материалистов не порука.
Да еще нашла родного братика,
Атомного века математика.
И вдвоем ведут они дорогу к Богу!

Из дневника старика.

Если то, что давно померкло,
Появляется в ясном зеркале,
Значит жизнь подводит итоги,
Означает конец дороги.

Наша жизнь не текла, а скакала,
Разметала нас, как попало.
Брат сестру не встречал сорок лет,
Ни друзей своих вешних лет.

Кто-то вел его новой дорогой
И к церковному вывел порогу.
Там, старея под сенью икон,
Стал считать себя чистым он.

Вдруг раздвинулись в молодость двери,
И все те, кто давно был потерян,
Кто, пожалуй, не мог и присниться
Появились живой вереницей.

Как-то в парке, бродя по аллее,
Он услышал, поверить не смея,
Будто кто-то, затеявши жмурки,
Зовом юности звал его: "Шурка!"

И встает со скамейки она -
Королева весеннего сна.
- Шурка, ты? Я тебя узнаю!
Шурка, помнишь ли песню свою

До сих пор я ту песню пою:
"Прожигайте жизнь веселей,
Расточайте сил не жалея."
Чудо-песня! Возможно ли это -
Жизнь прошла, а она не допета!

Как ни радостно было виденье,
Не хотел он тех слов возвращения,
И, не выждав конца разговора,
Ускользнул, с торопливостью вора.

Но недели с тех пор не прошло,
Снова встреча. Как будто на зло!
Подошел незнакомый старик,
Говорит: "Задержу вас на миг.

Вы такой-то? - Да. - Встретил я вас
У таких-то... Всего один раз.
Это было пол века назад,
Значит вы уцелели? - Я рад.

Вы запомнились мне за роялем,
Вы играли, а мы танцевали.
Мы неслись все быстрей и быстрей,
Словно ведьмы на Лысой горе.

Ну, прощайте. Я рад, что вы живы,
Не хворайте и будьте счастливы!

Но рассказом о диком веселье
Не закончилось встреч ожерелье.
Видно жизнь подводила итог
В знак того что приблизился срок.

Вновь случилась нежданная встреча,
Вновь про молодость вспыхнули речи,
Повторилось вступленье: "А помнишь?"
И явился мой облик нескромный.

Зазвучали задорные песни,
Словно шрамы старинной болезни,
И во всей неприкрашенной грубости
Мне предстали грехи моей юности.

Какую на жизнь я поставил печать?
Какие слова научил повторять!
Зачем эти песни запомнили вы?
Зачем их не выгнали из головы?

И тут-то я понял вполне: поделом
Мне выпало все, что случилось потом.
Я вижу явственный итог,
Я слышу благостный урок:

Все раны, все рубцы и шрамы,
Вся цель утрат, скорбей, тревог -
Все шло на построенье храма
Святыни сердца твоего!

VI ЛЮДИ

1.
Я не устану славить Бога
За чудеса прожитых дней,
Что так была моя дорога
Полна светящихся людей.
За то, что ими был обласкан,
Общался с ними, говорил
Без опасения, без маски
И радость сердцу находил.

2.
Мы в огненном кольце... Людей терзает пламя,
Но праведники в нем не разлучились с нами,
И словно отроков при вавилонском чуде
Росою нас кропят светящиеся люди.
Дар Божий видеть их, узнать, что есть они,
Святые новые в языческие дни.

Молодость и старость.

Что юность? -
Первый рейс туманными морями,
Отбор семян... Неведомый искус.
Что старость? -
Светлый сад, наполненный плодами,
Доставленный благополучно груз.
Когда с трудом бредет старушка в храм
Дивятся девушки ее шагам.
Да! Ходим мы тем медленнее, чем старше,
Но с полной чашей можно ли бежать?
А кто лишь наполняет жизни чашу -
Тот может с ней играть и танцевать.
Вино на дне. Его не расплескать.
И знаете. Иной старушки слово
Чудесным светом миру расцвело,
Оно вскормило мысли Соловьева,
И Пушкина поэзию зажгло.

Воспоминания о старце Андронике.

Вместе - инок, вор и я
Заперты в вагон.
Нас ведет история
Под крутой уклон.
Едет вор с усмешкою -
Для него везде
Есть навар, не мешкая
На чужой беде.
Поддевает: "Нытики,
Плясовую жарь!"
И у старца вытянул
Из мешка сухарь.
Инок, бед не меряя,
Забывая боль,
В мировой мистерии
Исполняет роль.
Как при электролизе
Человечий род
К двум различным полюсам
Разделясь, идет.
Все под солнцем сдвинуто,
Спутаны места.
Благо тем, кто с иноком
Держится Христа.
1960 г.

Старец Андроник.
"Трудящийся в монастыре да не гнушается
и очищением отхожих мест."
(Из поучений преп. Ефрема Сирина).

Охотское море колышется мерно
Преступников в лагерь везет пароход.
Великое горе, великую скверну,
Людское крушение "Джурма" везет.
И тесен, и темен, и сыр, и угрюм,
И полон молчания трюм.
Но вдруг от одной поразительной вести
Народ встрепенулся и шепот возник:
- В углу на корме раздает свои вещи
Одежду и обувь какой-то старик.
Какой-то старик. Неизвестный, безликий,
О, как, уместился он в этих словах?
Простец добродушный и старец великий
Среди суетливых воров - схимонах.
Он не дрожит перед бедой,
Он всех подбодрит шуточкой,
Старик с опрятной бородой
В какой-то старой курточке.
В лагере чистить уборные,
Кто выполнит дело позорное?
Выполнит весело, тщательно, честно -
Только один этот старец, известно.
Да еще скажет: "Ведь я не один,
Или не ведаешь? А Дамакин?"
Но вот он санитар в больнице,
С ним хорошо больным лежится
Он как-то помогает им.
Да только ли больным?
Чу! Слышен шепот у дверей:
- Пришли в кандей нам сухарей
Пришли туда и покурить!
Он поспевает... Так и быть!
В бараке, в полутемных сенцах
Он исповедует,
Епитрахилью - полотенцем.
Но сердце ведает,
Как на тебя легко ложиться
Его рука,
Как может дух омолодиться
От старика.
Колыма 1940 год.

Покаяние.

Глаза мои, где вы были?
Где было сердце мое?
Осколок далекой были
Вонзил в меня острие.

О, если бы темной страсти
Не отдал я чистоты,
И было бы счастье, счастье,
Со мною была бы ты.

Но сердце под грудой грозной
Раскаяния и стыда,
И только слезою слезной
Растопиться эта беда.

А был ведь и я ребенком,
Я мальчиком ясным был,
Смеющимся, нежным, звонким,
И вот закопался в ил.

О, если бы смылись пятна
С моей поникшей души,
Вознесся б я елью статной
В душистой лесной глуши.

Лежу я под грудой грозной
Раскаянья и стыда,
Но жаркой струею слезной
Растопится эта беда.

Непонятые намеки,
Неузнанные значки!
Горите, горите щеки
От боли и от тоски!

О если б воздвигнуть мертвых,
Откинув крышки гробов,
И сколько бы было простертых
Живых у ног мертвецов!

Вина перед ними грозно
Совесть мою тяготит,
Но Господу все возможно
Он даже меня простит.

Голубой огонь.

В церкви вышла девушка
Прочитать псалом,